Латка одно ухо подняла, другое опустила, сообразила что-то – и нырк под лавку!
– Поняла, поняла! – обрадовалась Таня. – Гляди, мама, сейчас притащит мне Латка бареточку!
И верно: тащит Латка из-под лавки… что это? Да старое голенище!
– Ай, дурашка! – рассердилась Таня. – Баретку, баретку, я тебе сказала, а не голенище! Понимаешь? Ба-рет-ку! Ищи, ищи!
Латка виль-виль-виль хвостом-культяпочкой – да в дверь! Минуты не прошло – тащит из чулана… дохлого крысёнка. И подаёт Тане в руки.
– Фу, гадость! – чуть не плачет Таня. – В крысёнка, что ли, я ногу обувать буду? Бессовестная какая!
А мать говорит:
– Зачем напрасно бранишь собачку! Откуда ей знать, что это такое «баретка»? В городе такого слова и не слыхали. Ты покажи ей другую свою бареточку, дай хорошенько понюхать её – вот она и поймёт. Собаки всё больше носом понимают.
Таня дала понюхать свою баретку Латке, та и поняла: нырк под кровать – и тащит Танин полуботинок.
– Вот умница! – обрадовалась Таня.
Быстренько обулась и побежала в школу.
Пришла весна. Лёд на озере стаял – и засияла вода, синяя-синяя!
В первый раз побежала Таня со своей Латкой на берег. Собачонка с разбегу – бух в воду! Таня кричит:
– Сумасшедшая, куда ты! Вода ледяная – воспаление лёгких получишь!
Куда там! Резвится себе в воде, плавает.
Подошли соседские мальчишки Коля и Толя. Коля наклонился, поднял камень со свой кулак и кричит:
– На, Латка, на!
Размахнулся да как швырнёт камень в озеро! Камень – бульк! – и пошли круги по воде.
А Латка – нырк! – и скрылась из глаз. Таня так и ахнула:
– Утонула моя собачка!
А Латка и не думала тонуть: достала камень со дна, вынырнула, фыркает, плывёт. Вылезла на берег и подаёт Тане добычу, а у самой весь рот в крови: разорвала об острый камень. Мальчишки смеются:
– Ай, собачонка – нырок, настоящий водолазик!
Таня очень рассердилась на мальчишек и поскорей увела Латку домой.
В конце лета приехал дядя Петя – в отпуск.
– Ну как, – спрашивает, – собачка испанской породы? Понравилась?
– Очень хорошая собачка! – отвечают мать и Таня в один голос. – Прямо умница собачка!
– Вот и чудно! Завтра пойдём с ней.
C этой породой как раз на уток охота. Я себе и двустволку купил.
Рано утром пришёл учитель, и дядя Петя собрался с ним на охоту. И Таню с собой позвали – дичь помогать нести.
Идут по берегу озера. Латка впереди бежит, за ней дядя Петя с двустволкой шагает, за ним учитель с одностволкой, позади всех – Таня.
Вдруг – шырр! – вылетает из камышей утка.
Дядя Петя – бах! бах! – из своей двустволки, учитель – ббах! – из своей одностволки. А утка летит себе – и скрылась за лесом.
Дядя Петя проводил её глазами, почесал в затылке и говорит:
– Это чирёнок. Больно маленькая утка. И мчится как сумасшедшая. В такую попасть невозможно.
А Латка сразу после выстрелов бросилась в камыши, поплавала там, поплавала – видит, что там убитой утки нет, и вернулась к охотникам.
Зарядили ружья. Пошли дальше. Теперь учитель впереди.
Вылетает из камышей большая утка – кряква.
Учитель – ббах! Дядя Петя – бах! бах!
Утка только ходу наддала и скрылась из глаз.
– Кхм! Кхм! – откашлялся учитель. – Верно, помирать полетела…
Дядя Петя промолчал, а Латка на этот раз даже не полезла в воду. Зарядили ружья. Пошли дальше.
Но сколько ни вылетало из камышей уток, сколько ни бабахали учитель и дядя Петя, птицы улетали целёхоньки. И каждый раз охотники находили причину, почему дичь не падает. А Таня шла за ними и улыбалась: радовалась, что утки спасались от выстрелов живы и здоровы.
Наконец охотники устали и присели отдохнуть.
Таня отошла от них в сторону, выбрала местечко, где камыши отошли от берега, и стала купаться. А Латка плавала с ней, плавала и заплыла в камыши.
Только вылезла Таня из воды, оделась – плывёт из камышей Латка и держит в зубах… утку. Вылезла и подаёт Тане в руки.
Таня смотрит: утка живёхонька! Сама хоть большая, а крылья ещё не отросли, летать не может. Шлёпунцами таких зовут, потому что они как кинутся удирать, так крыльями по воде – шлёп-шлёп-шлёп! – а подняться в воздух – никак! Вот Латка в камышах его и поймала.
Таня крикнула дядю Петю. А Латка уж второго шлёпунца тащит.
Пока охотники «ох!» да «ax!» – шесть утят перетаскала, целый выводок!
– Ох, и пристыдила нас собачонка! – говорит дядя Петя. – Стреляли мы, стреляли – ни одной утки на обед не взяли. А Латка сплавала – полдюжины обедов принесла. Да без выстрела. Вот это так добытчик!
Таня спрашивает:
– Какие-такие «обеды»? Не дам шлёпунцов убивать! Мои шлёпунцы: мне их Латка принесла. Пускай все у меня и живут!
Охотники видят – делать нечего. Таня права: её утки. Поклали всех живыми в мешок, потащили домой. Ох, и смеху было над охотниками в деревне! «Ваша дробь, – говорят, – только живит дичь!»
Ну да охотнички и сами над собой посмеялись с другими.
– Сами видим – не годимся в стрелки. Мы и ружья решили продать. Пускай Латка одна за нас на охоту ходит: у неё это лучше получается.
А Таня так всех шестерых утят и выкормила.
Осенью, когда дикие утки собрались в отлёт, им подрезали отросшие крылья – и они остались зимовать в курятнике. Таня их вволю кормила, и они очень привязались к доброй девочке. Услышат её голос издали и – квяк! квяк! квяк! – ковыляют к ней навстречу все шестеро, одна за другой – гуськом.
Школьники готовились к празднику Седьмое ноября, украшали зелёными ветвями свои классы. И задержались в школе до поздних сумерек.